Сборник - «Лимонка» в войну
Рано утром беру такси до автовокзала, произнеся одно-единственное слово: «гараж», молча даю шоферу стандартную сумму. На автовокзале с вопросительной интонацией кого-то спрашиваю: «Хилла?» Мне машут рукой в направлении небольших автобусов, которые отправляются в этом направлении. Там шофер, зазывая клиентов, уже истошно орёт: «Хилла! Хилла!» Я уточняю: «Бабилон?» «Да, да!» – орёт он, заталкивая меня в свой автобус.
Мы отправляемся. Я слегка раскрываю своё инкогнито, на ломаном арабском языке попросив своего попутчика на соседнем кресле предупредить меня, где надо выходить – на Вавилон надо выйти за пятнадцать километров, не доезжая Хиллы. Для него я, в этом виде, в этом автобусе, человек из их как бы «ближнего зарубежья». Может быть, иранец или азербайджанец, приехавший на паломничество к шиитским святыням. Возможно, чей-то родственник из Турции. Или просто малограмотный курд, так и не научившийся в своих горах нормально говорить на арабском языке. Я не вызываю у него не только никаких агрессивных рефлексов, но даже простого интереса – едет какой-то странный лох в Вавилон, ну и пусть себе едет, значит, ему что-то там надо. Ни в какие заложники в пресловутом «треугольнике смерти» меня не берут – я и даром никому здесь не нужен.
Выхожу на развилке, здесь пост иракской полиции. «Вавилон?» Мне машут рукой на пустынную боковую дорогу. Я ловлю какую-то попутную легковушку, по прибытии молча сую шоферу в руку мелочь.
На контрольно-пропускном пункте у входа на базу стоят польские солдаты, призывники. Оккупационные силы разрешили сразу за КПП открыть небольшой базар. Слово «базар» в Ираке известно, но чаще его называют словом «сук». Местных жителей, желающих что-то продать, туда пропускают, предварительно тщательно обыскав (как самих, так и их товар). Поскольку это уже территория внутри охраняемой зоны, военнослужащие могут в свободное время спокойно побродить там без оружия и бронежилетов и увидеть арабов вблизи, а не только через прицел своего автомата. По одному, обыскивая, поляки пропускают торговцев. Некоторые уже немного заговорили по-польски. Арабы особенно экзотично смотрятся, когда они начинают по-польски ругаться матом: «Матка запердлона!»
Оккупанты из многонациональной дивизии, включая простых солдат, при немалых деньгах. Все они добровольцы, никто их в Ирак силой не посылал, со всеми на родине предварительно проводилось «собеседование». Им выплачивают жалованье по западным стандартам – около 800 долларов в месяц солдатам (цифра слегка различается от страны к стране) и значительно больше офицерам. Для сравнения напомню, что на Западной Украине крестьян можно нанять батрачить в поле за один доллар в день, зарплата младшего офицера украинской армии около ста долларов в месяц, а заработки в Болгарии и других «банановых республиках» ненамного выше.
Давайте называть вещи своими именами: здесь «служат» наёмные убийцы и каратели, которых наняли за деньги. У нас принято вспоминать власовцев, бандеровцев и марши эсэсовцев в Риге. Почему никто не вспомнит про нынешних эсэсовцев ХХI века, зверствующих сегодня в Ираке? Правда, они стараются особенно не рисковать: «Мы не проводим, подобно американцам, жёстких зачисток». Наёмники есть наёмники, они всегда и во все века старались воевать поменьше, но хапнуть побольше.
Меня тоже обыскивают и пропускают. Заговариваю с польскими солдатами. Им в Ираке не нравится: «Арабы здесь лицемеры, на словах они говорят о дружбе, но мы чувствуем, что в уме у них совсем другое. Плохо, что здесь нет водки, когда в Вавилоне были только американцы, её в магазине продавали, но теперь запретили, иначе бы все поляки были тут пьяные. Нам здесь надоело, хотим домой».
Я вхожу на базар, но уже не в роли «своего», каковым я чувствую себя повсюду в Ираке, а «чужого». Хотя я одет в штатское, но все видят меня как оккупанта и богатого клиента. Какие-то визжащие типы прямо у входа хватают меня за руки и уговаривают купить «фифи-фифи» – порнографические фильмы на компакт-дисках. На ломаном английском что-то орут прямо в ухо. Ощущение такое, что попал в цыганский табор или на меня набросилась стая бродячих собак. Я в шоке, объездив весь Ирак, ещё не видел ничего подобного.
Мелкие поделки, безделушки, трикотаж, вода в бутылках, сигареты. В углу жарят шашлыки. Но особенно бросается в глаза немыслимое количество сувениров, посвящённых Саддаму Хусейну. Теоретически подобные сувениры продавать в Ираке запрещено, хотя в условиях нынешнего хаоса на подобные запреты в Ираке никто не обращает внимания. Однако на обычном городском рынке подобных вещей мало – кто хотел, тот купил их ещё при Саддаме, особого спроса там нет. Но здесь их продавать официально разрешено, и спрос на подобную продукцию огромен. Майки с изображением Саддама, часы, сувениры, компакт-диски с фильмами о его жизни. Есть даже его книги и брошюры, изданные когда-то в английском переводе. С одной стороны, Саддам и верные ему федаины вызывают суеверный страх. С другой – он захватывает воображение, манит, околдовывает своим величием даже оккупантов. Притягивает, как сильная личность.
А где же сувениры с изображением бен Ладена? Это запрещено, за продажу подобных вещей продавцов изгоняют с этого столь прибыльного рынка. «Саддам – yes, бен Ладен – no!» – объясняют мне. Однако восточный базар не был бы таковым, если бы там не существовал и свой чёрный рынок. Мне достают из-под полы запрещённый товар – зажигалки с физиономией бен Ладена…
Я, не торопясь, брожу по рядам. Заходят немногочисленные военнослужащие – поляки, болгары, прибалты. Они в форме, на рукаве нашивки, удостоверяющие, из какой они страны. Здесь, на базаре, в непринуждённой обстановке и вдалеке от зорких глаз своих политорганов, они с удовольствием говорят со мной по-русски, рассказывают о своей службе. Ничего злобного в их внешности нет. Вероятно, настоящие, а не киношные эсэсовцы в своё время тоже были по-своему симпатичны в подобной нейтральной обстановке.
Возле лотка, где продавали множество маек с изображением Саддама, я решил сделать редкий снимок. Оглянулся – вокруг меня только арабы. Достал из сумки фотоаппарат, газету «Лимонка», протянул продавцам немного денег, чтобы попозировали с газетой на фоне своих маек: «Посмотрите газету. Делайте вид, что читаете!». – «Это что, русская газета?» – слышу по-русски голос справа. Солдат с нашивкой одной из стран Прибалтики. А, чёрт, откуда он успел взяться? «Да-да, это так, ерунда», – говорю я, мгновенно выхватив «Лимонку» из рук арабов и спрятав её в сумку.
Не хватало только, чтобы он ещё заметил гранату на первой странице или успел понять, что это за газета. Граната хоть и нарисованная, но неприятностей может мне причинить немало. Но вроде он ничего не успел сообразить, а я быстро ухожу в сторону.
…Добираюсь обратно. На пустынной провинциальной дороге, на берегу оросительного канала, раздумываю, пройти ли несколько километров до развилки на Багдад пешком, или попытаться дождаться какой-нибудь попутки здесь. Рядом со мной араб, он уже распродался и, вероятно, стоит здесь с той же мыслью. В своих сандалиях на босу ногу я снова стал для него «своим», хотя ему понятно, что я иностранец и выхожу с базы.
«Лучше бы они покинули Ирак», – говорит он мне на приличном английском. Они – это те, которые в военной форме, загребают в Ираке кучу долларов и не носят сандалии на босу ногу.
Лоуренс Месопотамский, май 2005.
Методы и агенты
Каждое наше действие – это призыв к войне против империализма, и наш призыв – это призыв к единству народа против самого большого врага человечества – США. И если смерть настигнет нас, но наш призыв к войне будет услышан другими людьми, и они поднимут наше оружие и будут готовы петь песни о нашей смерти под звуки стреляющих пулемётов и новых лозунгов, призывающих к войне и победе, то позвольте смерти прийти, мы приглашаем её, мы приветствуем её.
Че ГевараВо время моей журналистской командировки в Среднюю Азию, перед отъездом, я позволил себе немного шика и поселился в Самарканде в маленьком частном пансионе, там, где обычно останавливаются западные туристы. После долгой торговли с хозяином удалось сбить цену в три раза против обычных его тарифов, рассчитанных на «дальнее зарубежье», и моими соседями стали датчане и швейцарец. С последним мы нашли общий язык, поскольку я свободно говорю не только на русском.
Он был студентом-историком университета в Женеве и путешествовал уже два месяца. Из Швейцарии он проехал через Италию, Грецию и не торопясь, с остановками, пересёк с запада на восток Турцию, Иран, успел побывать в Туркмении, Киргизии и, наконец, добрался до Узбекистана.
Цель поездки – изучение положения с правами человека на Среднем Востоке от Международной амнистии, средства на это весьма недешёвое путешествие, думаю, он получил оттуда же. В детали он, впрочем, не вдавался (членам Международной амнистии запрещено разглашать цель их поездки во время сбора информации подобного рода).
